Экономика Испании находится на пороге новой рецессии. Испанские семьи сократили свои расходы на 7%. Количество обанкротившихся семей увеличилось на 3,9%

www.andalucia-rt.ru/semejnye-byudzhety-ispaniya-2011-god/

Франция заменила Испанию, как место для покупки британцами недвижимости. Ищущим коттедж для отдыха или в аренду, излюбленными местами стали: Испания, Франция, Великобритания, Италия и Португалия. Инвесторы вкладывают деньги, рассчитывая на прирост капитала, после восстановления рынка недвижимости

www.andalucia-rt.ru/britanskie-investory-i-mezhdunarodnyj-rynok-zhilya/

Рынок недвижимости Испании будет испытывать дальнейшее падение. Мурсия превосходное место для вложения в недвижимость. Куэнка может быть прекрасной альтернативой столице Испании.
www.andalucia-rt.ru/nedvizhimost-is​panii-mneniya-ekspertov-mvf/

Паровоз несколько раз свистнул и начал останавливаться. По вагону, придерживая фуражку, пробежал проводник. Антон Павлович сложил газету, вынул из жилетного кармана часы и покачал головой.

— Однако, — задумчиво протянул он, выглядывая в окно.

— Долго будем стоять? – обратилась к нему Ольга Леонардовна.

— И-эх, сударыня, — опустился тот на угол дивана. – Лиходеи, как Бог свят, сплошные лиходеи в этих местах проживают. Третий раз за месяц здесь стоим.

— Разбойники? – удивлённо повернулся от окна Антон Павлович.

— Не знаю, как их и назвать, — махнул рукой проводник. – Виданное ли дело, гайки от рельсов откручивать! Этак, сударь, и до крушения недалеко.

— Но, позвольте, — изумилась Ольга Леонардовна, — для чего им эти… гайки?

— Рыбу ловят, — непонятно ответил проводник и, досадливо взмахнув рукой, ушёл.

Антон Павлович вновь приник к окну, словно пытаясь разглядеть злоумышленника. Пассажиры, озабоченно переговариваясь, стали выходить из вагона. Тотчас на платформе появились бойкие торговки цветами, варёной картошкой и солёными огурцами.

— Какая духота, — раздражённо обмахиваясь газетой, простонала Ольга Леонардовна. – Пойду, пройдусь.

Антон Павлович немедленно встал, надел шляпу и покорно двинулся за ней.

— Не пойму, — бормотал он, — как это они гайками ловят рыбу?

— Поясню, милсдарь, — хохотнул идущий за ним следом пассажир в полотняном костюме. – Грузила, мерзавцы, из них делают.

Чехов оглянулся. Собеседник, будучи явно навеселе, развёл руками и подмигнул.

— Гайки снасть на дно кладут, — пояснил тот. – Вот мужички из них грузила и мастерят. Да только вздор всё это! Сами-то, извиняюсь, рыбалкой не увлекаетесь?

И, не дожидаясь ответа, принялся рассказывать, как он вчера, вместе с каким-то неведомым Андреем Андреевичем, вытащил из пруда налима.

— Корягу пришлось подрубать! — размахивая руками, горячился пассажир. – Один рубит, другой налима под жабры держит.

Антон Павлович внезапно заинтересовался рассказом. Извлёк из кармана походный блокнот и принялся быстро делать пометки. Ольга Леонардовна вздохнула и направилась к зданию станции. Стоящий у края платформы железнодорожник в несвежем белом мундире, вяло приподнял фуражку, приветствуя её. Ольга Леонардовна, вежливо улыбнувшись, зонтом, что бы не испачкать перчатку, толкнула дверь и оказалась в прохладной полутьме. Запахло мышами, краской и свежевымытыми полами. Внутри никого не было, лишь у конторки телеграфиста огромный мужик в длинной рубахе, что-то писал. Напевая про себя и радуясь, что удалось спастись от жары, она, не спеша, прошлась по залу и остановилась рядом с мужиком. Было в нём нечто странное, не вяжущееся с его бородой, простой домотканой одеждой и лаптями.

— Бог мой, — воскликнула про себя Ольга Леонардовна. – Как он пишет!

Ручка так и летала по бумаге, стремительно заполняя бланк. Привычным жестом, не глядя в сторону чернильницы, мужик обмакивал перо и продолжал писать. Закончив, он несколько раз взмахнул листком, давая чернилам просохнуть, и протянул его телеграфисту. Тот, подобострастно осклабившись, принял бланк и принялся читать, шевеля толстыми губами. Мужик нетерпеливо забарабанил пальцами по конторке, затем полез карман портов и, выудив оттуда мелочь, начал пересчитывать.

— Конфуз-с, — проблеял телеграфист, возвращая листок обратно. – Не по-русски написать изволили-с.

— Ах, ты ж, Господи, — спохватился мужик, принимая бланк обратно. Бегло глянув на текст, он покрутил головой, смял бумагу и отбросил прочь. – Сей же час перепишу, — заверил он, вновь беря перо в руку.

Ольга Леонардовна, чувствуя себя не иначе, как лондонским сыщиком, незаметно смахнула бумажный комок с конторки и, постепенно ускоряя шаг, выпорхнула на платформу. Расправила листок и, чуть было не выронила от удивления, увидев, что текст написан на французском.

— Le comte Tolstoï, — вслух прочитала она подпись и, растерянно оглядевшись, поспешила к стоящему у вагона Чехову. – Антон Павлович, дорогой, вы не поверите, — начала Ольга Леонардовна.

Однако, тот, увлечённо прислушивающийся к беседе двух пассажиров, лишь досадливо замахал рукой.

— Бога ради, тише, — зашептал Чехов. — Такие персонажи. Толстый и тонкий. А, каков диалог! Умоляю, не спугните.

— Дамы и господа, — из тамбура появилась голова проводника. – Попрошу в вагон. Отправляемся…

После неожиданного успеха «Севастопольских рассказов» Лев Николаевич сгоряча написал «Метель» и «Двух гусаров», но тут литераторский пыл начал постепенно остывать. Молодой граф заметил, что тяготит его и общение с братьями по перу, цитирующими самих себя.

— Ну, прочёл я твой «Месяц в деревне», — сказал он как-то Ивану Тургеневу на писательской пирушке. – И не понял, зачем написано? Какие-то пустые разговоры и глупые шашни.

Тургенев побагровел, но видя, что Толстой находится в изрядном подпитии, счёл за благо промолчать.

— Это, кстати, всех касается, — граф обвёл рукой, с зажатой в ней  бутылкой шампанского, присутствующих. – Чем гордитесь, господа?

Воцарилась тишина. Лев Николаевич, покачнувшись, сел, уронил голову на руки и заплакал.

— Обыкновенная русская хандра, — резюмировал его приятель Василий Петрович Боткин. – Отправляйся-ка ты, брат, в деревню. Глядишь, среди лесов-озёр и отпустит.

            Прибыв в Ясную Поляну, Толстой, действительно почувствовал прилив сил. Снедаемый жаждой деятельности, он распорядился копать пруды для разведения карасей. Не успели мужики взяться за лопаты, как намерения графа изменились, и было велено строить теплицы, а управляющий отправился в Голландию за луковицами тюльпанов. Объехав, тем временем, несколько деревней, Лев Николаевич остался крайне недоволен внешним видом крестьян. В Туле заказали несколько сотен матросских костюмов.

— Заведу морские порядки, — потирал ладони граф. – Старост переименую в боцманов. Пусть отбивают склянки, носят серьги в ушах, а на бескозырке у каждого золотом вышито название деревни. И кругом тюльпаны…

В ожидании заказанного, он принялся перебирать бумаги и наткнулся на незаконченные наброски повести о неком князе, герое войны двенадцатого года. Машинально начав править первые страницы, он увлёкся и уже всерьёз засел за рукопись. Шли дни. Появлялись и исчезали новые персонажи. Мимолётные романы, дуэли, балы – весь этот разноцветный шар, благоухающий духами и шампанским, неумолимо катился к оскаленной пасти войны. Бойко летающее по бумаге перо, всё чаще стало замирать в руке графа. Как удалось сломить мрачного французского гения и разбить величайшую армию Европы? Так уж велика заслуга нашего одноглазого полководца? Не простые ли русские люди, ощетинившись штыками на Бородинском поле, положили свои жизни на чашу весов?

Так с каждой последующей страницей великого романа Толстой словно прозревал. Граф вспоминал разговоры солдат, слышанные им на службе. Их лица и бесхитростные незапоминающиеся фамилии. Поняв, что столкнулся с той стороной жизни, на которую прежде не обращал внимания, Лев Николаевич распорядился собрать во дворе усадьбы мужиков постарше. Вышел к ним и посерел лицом. У парадного крыльца, переминались с ноги на ногу нелепые фигуры в матросских костюмах и бескозырках…